* * *
Закрашивая подлые седины,
Скрывая в макияжный слой морщины,
Свежа помадой губ потухший пыл,
Стареют женщины, которых я любил.
Друзья стареют: распустив брюшки,
Стеклом залысин издали сверкают.
И я, к глазам привесив синие мешки,
К ним прихожу спросить о тех, кто умирают.
Закрашивая подлые седины,
Скрывая в макияжный слой морщины,
Свежа помадой губ потухший пыл,
Стареют женщины, которых я любил.
Друзья стареют: распустив брюшки,
Стеклом залысин издали сверкают.
И я, к глазам привесив синие мешки,
К ним прихожу спросить о тех, кто умирают.
Жаль красоты... А женщин мне не жаль.
Жаль свежести, не тех, с кем я седею.
Среди друзей лишь одного жалею,
Что в двадцать лет загинул в смерти даль.
И плачу о любимой лишь одной,
Умершей без морщин и без сединки;
Я каждый вечер ей творю поминки
В молитве пред бессонницей ночной.
Жаль свежести, не тех, с кем я седею.
Среди друзей лишь одного жалею,
Что в двадцать лет загинул в смерти даль.
И плачу о любимой лишь одной,
Умершей без морщин и без сединки;
Я каждый вечер ей творю поминки
В молитве пред бессонницей ночной.
Мы круто пожили и нам могилы твердь ─
Та фея, что от дряхлости спасает.
Чем больше в теле сила угасает,
Тем для души презренней ночь, тоска и смерть.
Та фея, что от дряхлости спасает.
Чем больше в теле сила угасает,
Тем для души презренней ночь, тоска и смерть.
2011
