Только я видел эту звезду
Е. С.
«Не потому, что от Неё светло,
А потому, что с Ней не надо света»
И. Анненский
1
С весёлой лёгкостью тротила
ты быт в пространство распылила:
порой лишь суп или компот
ко мне мгновенно капнут в рот;
всё остальное – бытиё,
где тело знойное моё
в самозабвенье исчезает,
лишь имя имя осязает.
В божественные звон и стон
сливая почвенность имён...
2
Возвращенье на землю из сфер Беатриче
мы с тобой провели с соблюденьем приличий:
катехизисы ЗАГСа, квартирные съезды...
Но куда подевать придыхание бездны?
Вот порой и слетаем с житейского круга,
открывая для бездны наш маленький угол,
и, ломая дрова, прожигая кровать,
ничего не хотим на земле понимать.
3
Клюёт с ладони зимняя синица
подсолнуха сухие семена...
Моих ладоней птица не боится
и, значит, ты бояться не должна.
Ты, что гонялась так за журавлями,
но, выплакав всю юность вдалеке,
спокойно спишь глубокими ночами
на жёсткой, на моей большой руке.
Как сладостно, как радостно ты дышишь
и будишь нежность долгую в крови!..
Доверчивость дарована нам свыше
за честность и бесстрашие в любви.
И пусть порой неимоверным грузом
меня к земле гнетёт твоя краса,
мне так нужны для тела эти узы,
чтобы душа взлетала в небеса!
4
И я не тот, и ты не та,
и в этой жизни слишком грубой
лишь одиночества тщета
свела на вечность наши губы,
лишь невозможность не любить,
мечты наивное желанье...
Но надо жить и надо быть,
хоть чуть похожим на мечтанье:
лукавствовать, таить печаль,
смеяться, стлать нежней туман...
И вдруг заметить невзначай,
что сам истиной обмана.
5
На последние деньги куплю себе жёсткий билет
и в бессонном вагоне уеду в лазоревый край,
где овчинные волны пасёт хворостиной рассвет
и дремучие скалы пекут тишины каравай.
На желтеющем пляже раскинусь беспечным «бичом»,
буду хлеб воровать, буду пить молодое вино
и подельникам-уркам за ним не скажу ни о чём,
лишь скажу, что забыл своё имя и годы давно.
Назовут меня Ванькой... Ну что же, Иван так Иван,
безымянное имя, высокая царская спесь...
И когда в мокром небе увижу гусей караван,
я не вспомню ничуть, чем я жил, что оставил я здесь.
Ну а ты открывай по ночам молодые глаза
и, накинув халат, вопрошай до рассвета окно:
может нынче иль завтра вернётся он, подлый, назад,
а быть может, уже не вернётся и умер давно?
Но когда и умру, все равно для тебя не умру:
буду где-то бродить по кругам бесконечной земли,
буду ястребом в небе и дятлом в сосновом бору,
буду ящеркой в солнце и ветром в цветочной пыли...
Безымянное имя, высокая царская спесь,
ендова круговая тяжёлых похмельных медов...
Я не вспомню ничуть, чем я жил, что оставил я здесь,
я не вспомню вовек, потому что забыть не готов!
6
Ты слов моих не понимаешь:
то захохочешь, то зарыдаешь
от тех же самых слов
и жемчугом своих зубов
слова, как яблоки, кусаешь.
Имеешь музыкальный слух,
училась в музыкальной школе
и, верно, в слове слышишь боле,
чем смысл слогов, там трёх иль двух...
А я к себе, наверно, глух.
Прости!.. Я буду чувства слушать
внимательней, чтоб не облечь
то, что твою пугает душу
в свою обыденную речь.
Иначе как же быть мне мужем?
Прости! Дай я сотру со щёк
слезинок росность проливную
и всё, что переврать я мог,
скажу словами поцелуев.
7
Вагон качнулся и поплыл,
и за окном блеснула зыбко,
как бы на грани внешних сил,
твоя плакучая улыбка.
Что загадала ты сейчас,
в миг разрывающей разлуки?!..
Об этом не смыкать мне глаз,
тянуть в пространство писем руки,
слова твои перевирать...
Ужасен холод расстоянья.
Ещё страшней – не понимать
молчащей женщины желанья!
8
Зыбучее время разлуки
завязло в дождях ветровых...
Лишь вспомню любимые руки
и хочется плакать о них.
Прядёт в беспросветные ночи
тоска свою вечную нить...
Лишь вспомню любимые очи
и хочется мир схоронить.
Ты нынче далече-далече
и так хороша-хороша...
Лишь вспомню любимые плечи
и кровью нальётся душа.
Стрекозами крутятся листья
с утра над сырой городьбой...
А все мои долгие мысли
и все мои чувства с тобой!
Темнеет речная излука.
Шумит бездорожная высь.
И чертит в тетрадке разлука
одно только слово: «Дождись!»
9
Мудреца лишь мудрец понимает,
и поэта почтит лишь поэт...
А по небу звезда пролетает
и не падает, бедная, нет.
Пролетит никогда не вернётся...
И в две тысячи пятом году
здесь, на дне мирового колодца,
только я видел эту звезду!
10
Стою средь траурного сада,
где смерти длинная прохлада
восходит прямо от земли
на щёки бледные мои.
Здесь души мечутся, как птахи,
над теми, кто почиет в прахе.
Как беспредельно в свисте птичьем
судьбы моей косноязычье!
И ты летаешь, – дальше, ближе, –
но я тебя, увы, не вижу.
Прости, любимая навек,
что я всего лишь человек.
2001 – 2008
