В КРУГУ ПРИЯТЕЛЕЙ

     
1. МОЙ ДЕНЬ
На чёрном хлебе жёлтый ломтик сыра
И чёрный кофе обжигает рот,
А за окном светило полумира
Над горизонтом медленно встаёт,
В стекле дождём промытых тротуаров
Туманно отражается сирень
И город в глубине гремит Пиндаром, — 
Вот так и начинается мой день.
Ничем не знаменит и не бесславен,
Ветвящийся во встречах, словно куст,
Он вечности порой бывает равен
Пространством открывающихся чувств.
  
2. СВИДАНИЕ
Она пришла, когда её не ждал:
В руке — смартфона розовый кинжал,
В глазах — змея, а на губах — излом
Упрёков склочных, гнева волнолом.
Пришлось сказать, что не заметил он,
Как разрядился вечером смартфон
(Хотя и днём не думал заряжать,
Пришлось солгать, чтоб ссоры избежать).
Пришлось достать конфеты и вино.
Пришлось ткать слов цветистое рядно.
Пришлось губами обласкать плеча
И всю любить, как будто сгоряча...
Пришлось вскраснеть от ревности слегка,
Чтоб скрыть, что в сердце — мука и тоска,
Потом смиренно говорить «прости»….
Пришлось на адрес вызывать такси.
Прощаясь во дворе, над чернью луж
Пришлось спросить: когда вернётся муж?
Не замечают ль что-то сын и мать?
Пришлось рукой вослед ей помахать...
А, может быть, ему и не нужна
Чужая, пусть красивая, жена?
  
3. «ОПЕЛЬ»
Борис-приколист любит гроши, — 
Живой человек, не голем, — 
На днях друга так облапошил,
Что тот не заметил совсем.
Толкнул ему чёрный свой «опель»,
Имеющий царственный вид,
И друг не заметил, что жопель
У «опеля» крепко был бит...
Борис-приколист — «бог жестянки»,
Он в нашем районе один
Прямит так консервные банки
В авариях мятых кабин.
И шовчик положит, подчистит,
Что глазу не видно греха;
И чудно орудует кистью:
Мазки не разъять и слегка,
Так гладко царапины скроет,
И колер точнёхонько в тон!..
А дружба?.. И с дружбы порою
Умеем состричь мы купон.
Ведь друг иль подруга, как лошадь,
Привяжется, значит, навек...
И Димка — мошенник хороший,
И Вовка — живой человек.
       
4. ДАЛЬ
В хмелю труда, в заботах праздной скуки,
В изломах дней и в косности ночей
Всё вспоминает косы, плечи, руки,
Всё воскрешает даль её очей.
Та даль была синя, как даль июля
За многоцветной тканью луговой,
Когда шмелей оранжевые пули
На взлёте дня поют над головой.
Ни тени зла, ни облачка раздора,
Ни в перехлёст полынного куста
Не притемняло царственного взора,
В нём жизнь цвела иконна и чиста.
Он был снесён, как вихрем, по Отчизне
Прочь от неё в бурьян и лопухи,
А лишь она могла изгнать из жизни
Его души лукавства и грехи.
   
5. КНИГИ
В этой тесной «хрущовке» долго
На ля-ля не потратишь миги:
К потолку — стеллажи да полки,
А на них всюду — книги, книги.
У окна — стол, в углу — диванчик,
В его недрах тряпьё постели.
А хозяин-доцент, как мальчик,
Хоть виски давно побелели.
И на крохотной кухне чудом
Стеллажи  уместил затейник,
А из скудной его посуды
Больше всех закопчён кофейник.

Был когда-то женат и честно
Нёс семейных забот вериги,
Но семье надо много места,
А доценту — всё книги, книги.
Их чтение — жизнь, не леность,
Раз познание — жизни око;
Вот снимает, как драгоценность,
Он прижизненный томик Блока...

Не святой и не гениальный,
Для студентов — чудак занятный,
Но подвижник жизни вербальной,
Но хранитель мысли печатной...

Сын порой заедет под вечер,
Программист, книг не любит с детства,
Но ведь папа-доцент не вечен,
Миллионное здесь наследство.
     
6. РЫНОК
О рынок чувств, где вновь и вновь
Средь камня стен в тоске недужной
Любовь торгуем за любовь
И дружбу покупаем дружбой!
Но чаще — вот привычка красть! —
Стремимся в низменных заботах
Мы за любовь подсунуть страсть,
За дружбу — выгоду расчёта.

Бурлила жизнь в его крови,
Сжигали ткань души напасти
И не осталось ни любви
В ней, ни стремления, ни страсти.
Вечерней улицы бедлам:
Авто, измотанные лица...
Он понял к сорока годам,
Что лучше вовсе б не родиться.

7. ИСКУШЕНИЕ
Зелёный взор, а волос длиннорус;
Бела щека, ни пор, ни ржавых точек, —
Такой для сердца лакомый кусочек,
Что, видя, сразу хочется кус-кус.
И стать — как будто вылепил Роден,
И жесты — для балета украшенье...
То ль Бог, то ль дьявол это искушенье
Явил, чтоб брать сердца мужские в плен?

И он бы в сорок лет влюбился вновь,
В душе б запели звоны квинт и терций,
Когда б заслон для чувственных инерций
Не вкаменили годы мысли в кровь.
Кипит весны черёмуховый смог,
Дымит по паркам и дворам уютным...
Но разве в мире улиц многолюдном
Над зрелой мыслью властен чёрт иль Бог?
     
8. РЕКА
Бегаю по городу, кручусь,
Как винтом, с рассвета до заката;
Разбросав в толпу копилку чувств,
Сам кормлюсь с подённого оклада.
Так, не то, чтоб мёртв, не то, чтоб жив,
И плыву по вехам ветхих лоций
Между мелей в межень, а в разлив
Бурной хлябью буден и эмоций.
В злость не раздражаю тех, кто крут,
Но и всех робеющих не граблю,
Ясно видя — все вокруг плывут
В смерть по тем же хлябям с той же рябью,
Бьют веслом по водам дней и лет
С подлым чувством, что нашли дорогу,
Где ни правды нет, ни левды нет,
Прожит день земной и слава богу. 
               
9. ТУДА!
Туда, туда! В бревенчатый скит!
Туда, туда, где небо и лес!
Где Спас в углу и лампада горит,
А ночью ангел слетает с небес,
Шуршит в окно весёлым крылом,
Наполнив келью светом с пера,
И можно с ним говорить обо всём,
Но можно с ним и молчать до утра.

Туда, туда от душных теснин
Ущельных улиц, полных греха,
Чтоб дух вдыхать сосновых лесин,
Еловых игл и печного горшка!
На завтрак — хлеб, вода и морковь;
У кельи — грядки, свисты щегла;
А в сердце — чистым сияньем любовь,
Ни щепки злобы, ни тени зла!
      
10. РЕСТОРАН
Шторы на окнах и стены обиты красным;
Знойная музыка, звоны ножей и вилок...
Пьёшь в ресторане и кажется — жизнь прекрасна,
Пьёшь в ресторане и кажется — ты всё пылок.

Дамы в фигуристых платьях, колье  на шее;
Их кавалеры в костюмах плечисто-строгих...
Пьёшь в ресторане и бывшее хорошеет,
Пьёшь в ресторане и в завтра ясны дороги.

Друг, наливай же ещё, отливая пули
Об исполненьи мечты через труд и боли;
Это обман «саперави» с «киндзмараули»,
Это дурман виноградных лоз в алкоголе.

Круг Диониса всегда был речист и светел,
Нам ли не помнить небесной струны Алкея...
Выйдем на улицу — мерзкий осенний ветер,
Выйдем на улицу — тропкой в Эреб аллея.
 
11. КОЛЛЕГАМ ПО ПЕРУ
Ходим «возле», бродим «около»,
«над» парим и роем «под»,
а сорваться в сердце соколом
не умеем и с высот.

Что нашли мы, что утратили,
что избыть нам, что вернуть,
чтоб схватить в груди читателя
человеческую суть?

Чтобы снова слесарь, мебельщик,
инженер и богослов
в магазинах книжных требовали:
«Дайте новых нам стихов!..»

Если пишем нечитаемо,
значит гоним «косяки»,
средь побоища мамаева
свищем в норах, как сурки.
                                
12. ТЕНЬ
Октябрьский полдень прозрачен и чист,
В небе самолёт дымит колею.
Срывается с ветки берёзы лист 
И медленно падает в тень свою.
Весёлой бабочкой лёг на тень,
Что вжалась в песок у сухого пня;
До снега с листом будут ночь и день,
А тень уже не увидит дня.
Пусть ветер сумеет листок сволочь
То вправо, то влево от комля пня,
Для тени настала вечная ночь
Под тем, кто ей был и творец, и родня...
А он, что в душе всё твердит мне «ты»,
И я, говорящий то же в ответ,
Мы — тень и лист на ветру суеты,
Где и ветка жизни, и неба свет.
Но иных законов над нами сень,
Которую не отодвинешь прочь:
Умру, с друзьями останется тень,
А я под ней сразу лягу в ночь.

                                          2007 - 2016